Стивен Кинг - Четыре сезона [litres]
Я расплатился с таксистом и направился к четырем ступенькам, ведущим к двери. Когда я поднялся, мое возбуждение сменилось чувством неуверенности и тревоги. Зачем я приехал сюда?
Дверь была обшита дубовыми панелями и казалась мне крепкой, как ворота замка. Там не было ни звонка, ни молоточка или камеры, установленной незаметно в тени коридора, и, конечно, Уотерхауз не ждал меня у входа. Я остановился у ступенек и огляделся. Восточная Тридцать пятая улица неожиданно показалась мне более темной, холодной и угрожающей. Коричневый камень выглядел таинственно, как будто скрывая что-то, о чем было бы лучше и не пытаться узнать. Окна напоминали глазницы.
Где-то за одним из этих окон могли находиться мужчина или женщина, наблюдающие за убийством, подумал я. Дрожь пробежала у меня по спине. Наблюдающие… или совершающие его.
Вдруг дверь отворилась и появился Стивенс.
Я почувствовал огромное облегчение. Думаю, у меня не слишком богатое воображение – по крайней мере не в обычных обстоятельствах, – но недавняя мысль отличалась жуткой ясностью предвидения. Я мог бы заговорить об этом, если бы не посмотрел в глаза Стивенсу. Его глаза не знали меня. Совершенно не знали.
В тот момент я вновь с жуткой пророческой ясностью увидел весь мой вечер в деталях. Три часа в тихом баре. Три виски (возможно, четыре), дабы заглушить чувство неловкости и собственной глупости, придя туда, где я не был желанным гостем. Унижение, от которого совет моей матери был призван меня спасти. Совет, чью цену можно понять, лишь преступив его.
Я видел, как возвращаюсь домой подвыпивший, но слишком сильно. Я видел себя через стекло такси, увозящего меня к дому, словно через призму детского возбуждения и ожидания. Я слышал, как говорю Эллен: Уотерхауз рассказал ту же самую историю о том, как была выиграна в покер целая партия бифштексов для Третьего батальона… Они ставили по доллару за очко, ты представляешь?.. Пойду ли я еще?.. Может быть, но сомневаюсь. На этом бы все и закончилось. Но только не мое унижение.
Я увидел все это в глазах Стивенса. Затем глаза потеплели. Он слегка улыбнулся и сказал:
– Мистер Эдли! Заходите. Я возьму ваше пальто.
Я поднялся по ступенькам, и Стивенс плотно прикрыл за мной дверь. Насколько другой может показаться дверь, когда находишься с теплой стороны! Стивенс взял мое пальто и ушел с ним. Я остался в холле, глядя на свое отражение в зеркале – мужчину шестидесяти трех лет, чье лицо стареет на глазах.
Я прошел в библиотеку.
Иохансен сидел там со своим «Уолл-стрит джорнэл». В другом островке света Эмлин Маккэррон расположился за шахматной доской напротив Питера Эндрюса. Маккэррон был худым мужчиной с бледным лицом и тонким, как бритва, носом. Эндрюс был огромным, с покатыми плечами и вспыльчивым характером. Широкая рыжеватая борода лежала у него на груди. Сидя друг против друга над шахматной доской, они смотрелись как индейский тотем: орел и медведь.
Уотерхауз тоже находился здесь, листая свежий выпуск «Таймс». Он поднял голову, кивнул мне без всякого удивления и вновь уткнулся в газету.
Стивенс принес мне виски, которого я не просил.
Я взял его с собой к стеллажам и нашел те загадочные тома в зеленых обложках. Этим вечером я начал читать сочинения Эдварда Грея Севиля, взявшись с самого начала, с книги «Они были нашими братьями». С тех пор я прочитал все одиннадцать романов и считаю их одними из самых утонченных произведений нашего века.
В самом конце вечера я услышал историю – всего одну, – в то время как Стивенс разносил бренди. После того как рассказ был закончен и все начали собираться уходить, Стивенс заговорил, обращаясь ко всем нам. Он стоял в дверном проеме, выходящем в холл. Его голос был низким и приятным:
– Кто будет рассказывать историю к Рождеству?
Все застыли на месте и посмотрели друг на друга. Кто-то рассмеялся.
Стивенс, улыбаясь, но сохраняя серьезность, дважды хлопнул в ладоши, как школьный учитель, призывающий класс к порядку:
– Ну же, джентльмены, кто будет рассказывать?
Питер Эндрюс прочистил горло:
– У меня кое-что имеется к случаю. Я, правда, не знаю, подойдет ли это, но если…
– Это будет забавно, – прервал его Стивенс, и в комнате снова раздался смех. Эндрюса дружески хлопали по спине. Потоки холодного воздуха проносились по холлу, пока народ расходился.
Словно по волшебству, передо мной возник Стивенс, держа мое пальто.
– Хороший вечер, мистер Эдли. Всегда рады вас видеть.
– Вы на самом деле собираетесь в вечер под Рождество? – спросил я, застегивая пальто. Я был немного разочарован тем, что не смогу услышать рассказ Эндрюса, потому что мы твердо решили поехать в Скенектади и провести праздники у сестры Эллен.
Стивенс посмотрел на меня как-то весело-удивленно.
– Ни в коем случае, – сказал он. – Рождество – это время, которое мужчина должен проводить с семьей. Хотя бы этот вечер. Вы согласны, сэр?
– Ну конечно.
– Мы всегда собираемся во вторник перед Рождеством. В этот день у нас всегда много народу.
Он не сказал членов клуба. Случайно или нет?
– Много историй было рассказано в комнате у камина, мистер Эдли. Историй всякого рода, комических и трагических, ироничных и сентиментальных. Но во вторник перед Рождеством обычно повествуется о чем-нибудь сверхъестественном. Всегда было так, насколько я помню.
По крайней мере это объясняло то, что во время моего первого посещения кто-то заметил Норману Стету, что ему стоило приберечь свою историю для Рождества. Я готов был спросить Стивенса еще о многом, но увидел предостережение в его глазах. Это не означало, что он не ответит на мои вопросы. Скорее, что я не должен их задавать.
– Что-нибудь еще, мистер Эдли?
Мы остались одни. Неожиданно холл показался мне более темным, лицо Стивенса бледнее, а губы ярче, чем всегда. В камине выстрелило полено, и красный отблеск скользнул по полированному паркету. Мне показалось, что я услышал что-то напоминающее звук удара в тех отдаленных комнатах, куда я еще не заходил. Мне очень не понравился этот звук. Очень.
– Нет, – сказал я не совсем ровным голосом. – Думаю, что нет.
– Что ж, спокойной ночи, – попрощался Стивенс, и я вышел наружу. Я слышал, как тяжелая дверь захлопнулась за моей спиной. Щелкнул замок. Я шел навстречу огням Третьей авеню, не оборачиваясь и в какой-то мере боясь посмотреть назад, словно мог увидеть нечто ужасное, следующее за мной по пятам, или обнаружить что-то, о чем лучше не догадываться. Я дошел до угла, увидел такси и помахал ему.
